Чистильщики пустошей - Страница 36

К оглавлению

36
* * *

— Мама… мамочка… — детский голос, сухой, болезненный. В подвале темно, жарко и сухо. Так сухо, что кажется, что это не подвал в Рязани, а палатка посреди Сахары или Каракумов. — Скоро можно будет отсюда выйти? Пить так хочется…

— Потерпи, милая. — Голос матери полон боли, горькой безнадеги и отчаяния. Она пытается справиться с собой, чтобы не пугать старшую. Младший, четырехлетний сын, сейчас забылся в тяжелом сне. Худенькая грудь с хрипом поднимается, ему плохо.

Господи, как же давно это было… Вчера. То самое вчера, когда она осталась с детьми на даче, а муж с братом поехали в город, чтобы докупить пива, мяса и прочего. Когда на радиоволне, передающей веселое ретро, вдруг раздался резкий свист, предваряющий самый страшный из сигналов ИМЧС, которые она учила в школе. И схватив в охапку детей, она кинулась к погребу, глубокому, надежному, капитальному.

Потом был удар, грохот и рев наверху. Все это было, да. И первые, самые страшные минуты, когда старшая, Даша, кричала, прижав руки к лицу. А Степка, зарывшийся маме в грудь, молча трясся и плакал, не понимая ничего и чувствуя тот страх, что сейчас тряс ее.

Что это было? Почему? И кто смог это наконец сделать? И за что?!

* * *

— И когда с неба пошли сжигающие все дожди, и снег был алым, города лежали в разрухе, то именно тогда, мальчиши, твари вернулись. И это было уже на моей памяти. С тех пор каждый рассвет стал именно таким, каков есть сейчас. Дающим надежду, дарующим счастье от того, что ты его просто видишь. Ведь раз видишь, значит, ты жив. И ножницы прях не перерезали нить судьбы, которая есть у каждого.

Подростки, внимательно смотрящие на небо, ставшее уже полностью красным, кивнули. Все, как один. Мальчишки, одетые в одинаковые куртки и штаны, найденные Каптером на одном из законсервированных складов у Камня. Дети, подобранные Мастером и Лейтенантом на пустошах, у фронтира, в Диких землях, в руинах городов, чьи названия уже забыты или ничего не значат для тех, кто их населял. И ставшие на тот путь, к которому каждого привела судьба-нить.

Мастер глядел на них, таких одинаковых и таких непохожих, заливаемых светом солнца, неумолимо и победоносно встающего над землей. Всматривался в лицо каждого, зная, что, скорее всего, после того испытания, которое ждет их ночью, не все останутся в живых. Но так надо, потому что иначе ничего не получится. Только так…

Рассвет отражался в их глазах. Абсолютно спокойных у Мерлина, всегда насмешливых Мусорщика, добрых Варяга, чуть наивных Чунги, настороженных Ферзя, сосредоточенных Толстого, яростных Волка, постоянно ехидных Кота, злых Оборотня, мягких и теплых Рыжего, грустных Пиноккио и чего-то постоянно ждущих Крота.

Кто из них увидит следующих восход, а кто навсегда останется вон в тех холмах, изрезанных внутри ходами и пещерами? Никто не сможет сказать этого сейчас, даже смотрящая далеко вперед Ниоба, никто. И он, давно ставший стариком Мастер, не решится. И как хотелось бы, чтоб завтра утром солнце так же отразилось в глазах каждого…

Глава шестая
УТРО, ЛАГЕРЬ И ВОПРОСЫ

Слаб человек, и тело его слабо, и душа.

А потому просто зверю Сатане взять верх над стадом Божиим.

И когда приидут посланцы Диавола к воротам градов и жилищ,

И потребуют дань, и жертвы, и плоть, и детей человеческих,

Тогда встанут пред ними, собою жертвуя, Воины.

И падут, если Враг силен, но обретут и жизнь, и славу вечную.

Книга св. Мэдмакса (апокриф)

За брезентовой стенкой кто-то глухо заворчал, вырывая Енота из той странной дремоты, что бывает перед самым моментом окончательного пробуждения. Сказать, что он из-за этого расстроился, было нельзя: снилась ему какая-то хрень, настолько поганая, что парень был только рад проснуться.

Енот сел на край походной раскладной кровати, потянулся и зевнул. Почесал в коротко стриженном затылке, потер ноющие виски. Голова не болела, но была похожа по весу на чугунную чушку. На деревянной тумбе, стоящей рядом с раскладушкой, кто-то заботливый оставил большую эмалированную кружку с водой. Мысленно сказав спасибо неведомому доброхоту, он надолго приклеился к ее толстому ободку, вливая в себя живительную влагу. Вода успела стать тепловатой, отдавала металлическим привкусом, но все равно была прекрасна. С сожалением допив почти всю, остатками прополоскал рот, сплюнул. Осторожно поставив ноги на деревянный пол, он удивился. Если во время службы в страже ему доводилось выезжать за город всего пару раз и жить в палатках, то там пол был просто земляной. А здесь, по всему периметру небольшого брезентового помещения, как оказалось, были сделаны полы из досок. Еноту даже стало интересно, откуда чистильщики их взяли. Неужели таскали сбитые щиты с собой?! Хотя чему удивляться — их домом была дорога. При такой жизни им наверняка хочется комфорта.

Рядом с раскладушкой стояли его мучители ботинки, на которые он покосился с изрядной долей отвращения и испуга. Заново испытывать вчерашнее очень не хотелось. Как же саднили стертые ноги…

И только тут до него дошло, что проснулся он босиком, а носки, которые за вчерашний день изрядно пропотели, лежат на верхах голенищ, отстиранные кем-то и уже высохшие. А кроме того, на многострадальных пятках красовались аккуратные полоски пластыря. Вот тут-то Еноту, в очередной раз за неполные сутки, стало стыдно. Мало того, что он не помнил, как вчера добрался до постели, так его еще кто-то раздел, уложил, занялся вещами… И заклеил мозоли. И хорошо, если это был кто-то вроде Гана или механика Жука. Представить, что это сделала Медовая… От этого становилось еще хуже.

36