Чистильщики пустошей - Страница 48

— Вот наш гранатомет так же стреляет, пацан. — Румпель также удивленно, как и напарник, покачал головой. — Только это не мы…

— Ган брал с собой какую-то штуку, которую только что собрал. — Енот пожал плечами в ответ двум повернувшимся к нему бородатым физиономиям под забралами. — Ну, он Варягу показывал.

— Вот молодец он у нас, Ган-то. О, носатый! — Кувалда неожиданно подпрыгнул на месте. — Давай шмалять!

Второй бородач без слов дернул на себя торчащий из агрегата короткий трос и нажал куда-то посередине ручек. Гранатомет дернулся еще и еще. Енот навел бинокль вниз, внимательно ловя все, что там происходило.

Чистильщики действовали умело и ловко, сразу лишив степняков возможности причинить какой-либо вред людям в телегах. Те же, что оказались среди бандитов… Тут они ничем помочь не могли, но самое главное сделали: не пустили степняков к клеткам, сбили замки и выпустили пленников, сразу бросившихся в темноту, в спасительную черноту, скрывающую их от очухавшихся мутантов, вооруженных винтовками и автоматами. И только после этого начали отсекать банду в сектора пулеметов машин и под навесной обстрел гранатометчиков. Момент, когда степняки, казалось, были опрокинуты, мог оказаться решающим. Мог бы…

Уроды крепко встали у догорающего частокола, рассредоточились и залегли, не давая чистильщикам воспользоваться преимуществом крупного калибра. Потому сейчас в ход должна была пойти уже третья улитка с гранатами, которую Румпель, подчиняясь приказам Мерлина, ювелирно уложил в самое большое скопление мутантов. Те, что остались, начали дергаться. Пытались разбежаться. Осталось их, если навскидку, не более двадцати, но зато наиболее опытных и вооруженных не только железками. Во всяком случае, огрызались они в ответ на стрельбу часто и уверенно. И все-таки Енот кое-что упустил, и лишь когда прямо на них, шурша травой и хрипя разом вымотанными легкими, надвинулось это самое что-то, было уже поздно.

Пять, шесть или семь… это было непонятно. Несколько изломанных черных теней, ощетинившихся зазубренными копьями, сверкнувшими в пробившемся сквозь тучи лунном свете лезвиями самодельных тесаков, еще с чем-то острым и тяжелым, выскочили прямо на них. А они проворонили этот момент и теперь могли поплатиться, так как расстояние свело к минимуму наличие огнестрельного оружия. Одного Енот срубил-таки длинной очередью, но уже через миг ему пришлось ловить автоматом падающее сверху широкое зазубренное лезвие, насаженное на кривоватый шест. Удар сбил его с ног, и, падая, парень успел заметить, как Кувалда с утробным ревом саданул кулачищем в голову одному из нападавших, перехватил у него большой, страшного вида топор и ринулся вперед, к другу. Который, странно обмякнув, завалился на собственный, упавший набок, гранатомет.

А потом ему стало не до этого. Сильный удар, пришедший сверху, чуть не вбил шлем в голову. Енот откатился в сторону, смог содрать его и успеть парировать следующий удар. Автомат упал на землю, но пальцы каким-то чудом уже тащили наружу пистолет, в который в самом начале он, по совету Кувалды, загнал патрон. Темный и широкий силуэт с щеткой торчащих вверх волос с ревом метнулся к нему, когда сухо щелкнул первый выстрел. Степняк сразу упал, всплеснув руками и запрокинув назад голову. На лицо Еноту попало что-то горячее и липкое. Он успел выстрелить еще два раза, прямо в сутолоку, внутри которой ревел Кувалда. И вдруг что-то упало с неба, тяжелое, жуткое, острое, и в глазах вспыхнули звезды, а потом мир потух.

Звезды, большие и яркие, неслись перед глазами. Было очень больно, почему-то плохо видно и почти не страшно. Его несло на какой-то волне, мягко потряхивая и подбрасывая, и впереди была встреча с родными, и от этого на душе становилось тепло. Но почему, раз он умер, не проходила боль, даже наоборот? С каждой секундой она становилась все сильнее и сильнее. Левый глаз что-то закрывало, Енот хотел поднять руку, чтобы убрать эту гадость, которая мешала смотреть на звезды, но они превратились в бешеный хоровод, внутри взбурлило, сжало в спазме, и он успел только повернуться на бок, когда его вырвало обжигающей глотку желчью, которая заляпала темный металл борта броневика. А ее остатки полетели в густую траву, волнуемую степным ветром, сразу ударившим в лицо.

— Очнулся, слава яйцам. — Чей это такой знакомый и мерзкий, чуть картавящий голос? — Енот, ты как себя чувствуешь, голова сильно кружится?

Его аккуратно заставили перевернуться обратно, подложив под затылок что-то мягкое. Было уже не так темно, и он понял, что видит перед собой лицо Айболита, смотрящего на него очень внимательно, с тревогой в глазах.

— Я живой?

— Удивительно уместное и логичное заявление, молодой человек. — Врач хмыкнул, довольно осклабился и пропал из поля зрения. — Живой, как ни странно. Правда, не совсем целый, это да. С крещением, Енотище, с боевым, так сказать.

— А что у меня? — Парень попытался чуть приподняться на локтях… Не получилось.

— Сотрясение, что не удивительно при таком ударе тесаком по черепушке. Удивительно, мой друг, то, как она у тебя выдержала. Нет, ну скальп-то тебе чуть было не сняли. И я его еле успел приклеить на место. По приезде в город будем штопать, но организм у тебя молодой, так что заживет как на собаке. А вот с верхним краем своего, наверняка любимого, левого уха ты уже попрощался. Прости, брат, недосуг мне было его искать там, чтобы потом попытаться прилепить на положенное место. Хорошо хоть успели тебе кожу гемоклеем на место приладить. Но опасаюсь, что головные боли при перемене погоды тебе теперь угрожают до самой смерти, м-да… Такие удары даром не проходят.